Статьи » В. Жданов. Некрасов »
Часть первая » XI. Его «вторая муза»

Вот стихи, на которые обычно не обращают внимания:

Кажется, здесь полностью запечатлена та самая ситуация, о которой мы только что говорили. Похоже, что именно так, такими словами он внушал ей свои взгляды на брак и семейные отношения, укрепляя ее веру в свое моральное право следовать влечению сердца.

Правда, стихи эти включены в текст романа "Три страны света", и "автором" их является Каютин, герой романа. Может быть, поэтому их не принято относить к "панаевскому циклу"? Но ведь стихи написаны в том самом 1848 году, когда тема "ненавистных уз" была особенно острой для влюбленного Некрасова. Да и роман свой они писали вместе, вдвоем (об этом будет рассказано дальше); следовательно, Авдотья Яковлевна не могла их не заметить - ведь они затрагивали тему столь же острую и для нее.

Можно даже предположить, - что стихи "Когда горит в твоей крови" соавторы не без умысла запрятали (с примечанием: "для любопытных") в одну из частей огромного романа, где они были не так заметны. По существу же стихи оказались в тексте третьей главы совсем не обязательными: серьезность их вовсе не гармонировала с почти фарсовой обстановкой, в которой Каютин декламирует стихи, спасаясь от нежностей взбалмошной помещицы, только что вышедшей замуж за еле живого старика. Напечатать же стихи отдельно было вряд ли возможно - они с чрезмерной прямотой обнажали положение вещей, сложившееся в панаевском доме.

Однако спустя много лет, когда ситуация утратила былую остроту, Некрасов извлек эти стихи из романа и приготовил их для печати - для сборника 1856 года. Это лучше всего подтверждает, что Некрасов придавал им самостоятельное значение. Ведь далеко не все ранние стихи он собирался воскресить и переиздать в задуманном сборнике.

Теперь вспомним, кто такой Каютин. Это не случайное лицо в романе, а главный положительный персонаж, и его биография кое в чем совпадает с биографией самого Некрасова. И вот ему-то он счел нужным неожиданно приписать стихи на жизненно важную для себя тему. При этом нигде в романе нет ни слова о каких-либо литературных склонностях Каютина.

Интересно также отношение цензуры к этим стихам: они появились в "Современнике" (в составе романа) в искаженном виде, с заменой слова "насильственное" (на "бесплодно-тягостное") и пропуском слова "свободный". Вот как это выглядело:

В стихах усмотрели отрицание законного, освященного церковью, брака да еще призыв к замене его свободным союзом. Таким образом, с точки зрения цензуры, стихи оказались не такими уж нелепыми и далеко не безобидными.

Во многих других стихах, посвященных Панаевой, можно проследить разные этапы их отношений, которым еще предстояли многие серьезные испытания. Ощутимы в них и все оттенки чувств поэта или, лучше сказать, лирического героя. Прав исследователь, который отметил: если эти стихи рассматривать в совокупности, то они "образуют как бы целую поэму, в которой нашли свое отражение различные моменты в тех длительных, подчас надрывающе мучительных отношениях, которые связали героя с его избранницей" {В. Евгеньев-Максимов, Жизнь и деятельность Н. А. Некрасова, т. 2. М.-Л., 1950, стр. 272.}. Слова-эпитеты "мятежный", "ревнивый", "тревожный" встречаются в них слишком часто: "Если мучимый страстью мятежной, Позабылся ревнивый твой друг..."; или: "Да, наша жизнь текла мятежно. Полна тревог, полна утрат..."

Вот он сетует на ее холодность и плачет над ее "рассчитанно суровым, коротким и сухим письмом"; вот ликует, что она "единым словом" вернула его душе "и прежний мир, и прежнюю любовь"; вот убеждает ее продлить "остаток чувства", и это одно из лучших его стихотворений:

В стихотворном письме к уехавшей возлюбленной он требует признания - тоскует ли она так же, как он; в этих стихах особенно привлекает их особая пушкинская интонация, пушкинская стилистика:

В другой раз, в "черный день", он пишет мрачную элегию по поводу смерти их первого ребенка: "Поражена потерей невозвратной, Душа моя уныла и слаба", и здесь же рисует скорбный образ потрясенной горем матери (возможно, к этому же событию относятся слова Некрасова в письме от 16 марта 1848 года: "...Я теперь в большом горе"). Наконец, в стихотворении "Давно - отвергнутый тобою" рассказывается, как после размолвки он "с убитою душою" бродит по берегам, заглядывая в манящую глубину речных волн. Это стихотворение понравилось Тургеневу; получив его от автора, он ответил: "Стихи твои... просто пушкински хороши - я их тотчас на память выучил".

Стихотворение это позднее взволновало Чернышевского. В письме к Некрасову (от 5 ноября 1856 года) он высоко отозвался о его лирике; назвав "Давно - отвергнутый тобою" среди лучших стихотворений Некрасова 40-х годов ("Когда из мрака заблужденья", "Я посетил твое кладбище" и др.), он прибавил: они "буквально заставляют меня рыдать".

Почему же эти "пьесы без тенденции" производили такое впечатление на Чернышевского?

Отвечая на этот вопрос, мы не можем согласиться с мнением только что упомянутого исследователя. Ему казалось, что Чернышевский столь близко принимал к сердцу некрасовские стихи "без тенденции" по той причине, что находился в это время в состоянии "крайнего расстройства, крайнего морального угнетения", вызванного опасением за жизнь тяжело заболевшей жены; в содержании стихов он будто бы находил много "аналогичного своим переживаниям" {В. Евгеньев-Максимов, Жизнь и деятельность Н. А. Некрасова, т. 2. М.-Л., 1950, стр. 278.}. Как только мы примем это соображение, так немедленно придем к странному выводу: если бы не болезнь Ольги Сократовны, то, может быть, Чернышевскому и не пришлись бы по душе некрасовские стихи.

Суть дела, конечно, в другом. Восприятие поэзии Некрасова революционно-демократическими критиками, и прежде всего Чернышевским и Добролюбовым, было необычайно целостно. Некрасов был дорог им как социальный поэт, поэт мысли и действия, как "поэт сердца", лирик, нашедший новые слова для выражения лучших человеческих чувств. Чернышевский приветствовал эту поэзию "новых людей", которые несли с собой новую мораль и новый взгляд на любовь и счастье. Хваля Некрасова за его лирику, он писал ему: "Не думайте, что я увлекаюсь в этом суждении Вашею тенденцией), - тенденция может быть хороша, а талант слаб, я это знаю не хуже других... Лично на меня Ваши пьесы без тенденции производят сильнейшее впечатление, нежели пьесы с тенденциею..."

Из слов Чернышевского ясно, что он не вообще предпочитает стихи "без тенденции", а именно некрасовские лирические стихи. В устах революционера это лучшая похвала поэту, это означает, что ему удалось даже в стихах, лишенных прямого политического содержания, выразить психологию "новых людей", к которым принадлежал Чернышевский. Вот отчего ему была так близка эта "поэзия сердца" - лирика новых чувств, она заставляла его "рыдать", ибо выражала его собственное мироощущение. Речь шла о новом отношении к женщине, об уважении ее нравственных прав, о свежести чувства, о признании равенства между любящими.

Разумеется, мы говорим здесь не только о "панаевских" стихах - ведь их лишь условно можно выделить из общего потока некрасовской лирики.

О чем бы ни говорил поэт, лирический герой его интимных стихов - это труженик, демократ, который видит в любимой женщине друга, союзника; она разделяет его идеалы, на нее можно опереться в жизненной борьбе. Она помогает герою сохранить "святыню убеждений" и нравственную чистоту даже в самых трудных обстоятельствах.

Реалистическое начало некрасовской лирики - стремление правдиво передать сложный процесс душевной жизни и конкретность переживания, оттолкнуться от традиционной эгоистической и ханжеской морали - определяет ее особенности - свободное владение прозаизированным стихом, его огромными изобразительными возможностями; напряженный драматизм лирической исповеди, свежесть и яркую образность живого народного языка.

В то же время лирика Некрасова прочно связана с классической традицией русской поэзии, она унаследовала пушкинскую ясность выражения мысли и эмоции. Это отмечали уже современники. Не случайно, конечно, Тургенев вспбминал Пушкина в своих суждениях о стихах Некрасова того времени ("пушкински хороши", "пушкинская фактура").

Некрасову суждено было открыть новую главу в истории русской лирической поэзии.