Другим писателям, бывавшим в ту зиму у Некрасова, тоже было чем похвалиться. Тургенев вручил "Современнику" рукопись только что законченного "Рудина" и читал ее Некрасову. Романист-путешественник Гончаров привез из кругосветного плавания путевые очерки "Фрегат "Паллада", и Некрасов сочувственно писал о них в журнале. Анненков завершил огромную работу над новым изданием сочинений Пушкина, о чем в кружке было много разговоров; Некрасов дал этой работе самую высокую оценку, в "Заметках о журналах" он определил ее как важную общественную заслугу, а первый том труда Анненкова (материалы для биографии поэта) он назвал "капитальной книгой, каких немного во всей русской литературе".
Печатались в это время в "Современнике" и пародии только что созданного несколькими соавторами Кузьмы Пруткова, и стихи Фета, - их художественная сила покоряла Некрасова; по поводу фетовской "Дианы" ("Богини девственной округлые черты") он писал: "Всякая похвала немеет перед высокой поэзиею этого стихотворения, так освежительно действующего на душу".
Не забывал Некрасов и пьес Островского. Его участием в "Современнике" он очень дорожил. Рассматривая творчество "нашего, бесспорно, первого драматического писателя", он старался предостеречь его от славянофильских увлечений, сказавшихся в некоторых его пьесах, советовал ему "с наперед принятым воззрением не подступать к русской жизни". Некрасов в своих оценках предвосхитил позднейшие суждения Добролюбова, автора статей о "темном царстве".
Так, вокруг "Современника" усилиями его редактора, как в первые годы, собрался почти весь цвет русской литературы; эти талантливые, еще молодые литераторы, полные сил и энергии, уже тогда немало сделавшие для отечественной культуры, казалось, представляли собой довольно прочное единство, кружок, спаянный дружбой и творческими интересами. Некоторые из них до поры, до времени так и воспринимали свои шумные сборища. 18 декабря 1855 года Дружинин записал в своем (неизданном) дневнике: "Наконец наш литературный крут так сблизился, что мы все почти не проводим дня, не повидавшись... В пятницу обедали в Шахматном клубе... Вечер заключили у Некрасова".
"Было похоже, - писал по этому поводу К. И. Чуковский, - что смерть Николая, которую они встретили живейшею радостью, как начало светозарной эпохи, придала им новые силы для творчества, и вот теперь зимою 1855 года все они съехались в Питере отпраздновать удачное завершение своих новых трудов и теснее сплотиться для дальнейшей столь же радостной работы" {К. Чуковский, Дружинин и Лев Толстой. В сб. "Люди и книги". М., 1958, стр. 82.}.
Многим тогда казалось, что наступает время свободного расцвета литературы. Был упразднен негласный комитет по делам печати - порождение николаевского царствования, известный своей свирепостью. Появились новые журналы, не разрешавшиеся прежде, и новые литературные издания. Была объявлена амнистия политическим ссыльным,
В условиях общественного подъема началось некоторое оживление деятельности журналов, и тут же ясно обнаружилась тенденция к идейному размежеванию между ними; об этом, в частности, свидетельствовала возникшая в печати полемика по поводу литературной критики. Некрасов горячо ввязался в эту полемику. Он доказывал: прошло время, когда в журналах принято было бранить "чужих" и хвалить "своих", исходя из личных пристрастий, когда пускались в ход "фигуры умолчания" и "фигуры уклончивости", а критика опускалась до мелочных придирок и перечисления опечаток.
Он утверждал, что настало время для высокой принципиальности в критике, без которой она не сможет выполнить свое назначение перед литературой и обществом. В "Заметках о журналах" за ноябрь 1855 года Некрасов заявил о готовности "Современника" сделать все для того, чтобы "русская критика вышла на прямую дорогу".
* * * * *
В своих обзорах Некрасов постоянно отмечал оживление, наступившее в литературе. Так, оглядывая истекший литературный год (1855), он писая: "В литературе нашей давно не было года столь живого, богатого, благотворного по своим последствиям". Через месяц! "...Оживление русской литературы, о котором мы недавно говорили, продолжается. Лучшие современные таланты, как бы соревнуясь друг с другом, дарят публике произведения, которые обещают сделать нынешний год памятным в нашей литературе".
В атмосфере такого оживления Некрасов задумал выпустить сборник своих стихов, первый за пятнадцать лет работы (если не считать ранней книжки "Мечты и звуки"). Эта мысль пришла ему в голову, видимо, весной 1855 года; во всяком случае, Тургенев уже что-то знал об этом, когда 29 апреля, зазывая Некрасова погостить к себе в Спасское, писал ему: "Ты бы здесь приготовил собрание твоих стихотворений к печати, которое непременно надо издать зимой".
Летом 1855 года, живя в Москве, больной Некрасов переписывал в особую тетрадь стихи для будущего сборника. В этой работе ему помогала Авдотья Яковлевна, приезжавшая из столицы после довольно длительной размолвки. Некрасов, по словам Боткина, был в это время "в тихом и ясном расположении духа. На вид он стал несколько свежее, но очень слаб".
Еще раньше Некрасов заключил соглашение с московским издателем К. Т. Солдатенковым об издании книги своих стихов; 7 июня он вручил ему тетрадь и получил аванс - тысячу пятьсот рублей. После этого дело по разным причинам тянулось еще довольно долго.
Прежде всего Некрасов не хотел торопиться, так как слишком серьезно относился к будущей книге. Он отобрал для нее всего семьдесят три стихотворения, стремясь представить лучшие и наиболее характерные вещи разных лет (1845-1856). Будущую книгу он рассматривал как итог своей поэтической работы. Кроме того, почти не веря в выздоровление, он считал, что книга может оказаться последним трудом его жизни. И конечно, не случайно в самом конце рукописи он поместил стихотворение, в котором восклицал:
Замолкни, Муза мести и печали!
Я сон чужой тревожить не хочу,
Довольно мы с тобою проклинали,
Один я умираю - и молчу.
Все это обязывало к особо тщательной работе над составлением сборника, над текстами, над композицией книги, и она действительно поражает своей строгой и логичной продуманностью.
Была и еще причина, вынуждавшая поэта не торопиться: он надеялся, что процесс ослабления цензурного гнета будет продолжаться, что завтра цензура, может быть, разрешит то, что запрещала вчера. Это было важно для Некрасова: он хотел включить в сборник не только прежние "опасные" стихи (в том числе "Колыбельную песню"!), но и свои последние, еще не видевшие света сочинения; он хотел предстать перед читателем, перед судом потомства таким, каков он есть, в подлинном виде, без ограничений и урезываний.
Переписав еще раз весь сборник, Некрасов отдал его в петербургскую цензуру; он выбрал для этого самый подходящий момент - дело было чуть ли не накануне ухода в отставку председателя цензурного комитета Мусина-Пушкина. Как и рассчитывал Некрасов, тот не стая вникать в суть дела, а передал рукопись цензору Бекетову, своему родственнику. Тот, видимо, тоже не очень вникал, понадеявшись на шефа да на автора, который не раз кормил его отличными обедами, и подписал ее к печати. Было это 14 мая 1856 года.
Некрасов ликовал. "Чудеса! - писал он по этому поводу. - Генерал Пушкин на прощанье мои стихи без помарок велел сплошь племяннику подмахнуть. И тот подмахнул". Конечно, не догадываясь, что это обернется для него крупными неприятностями.
Но и этого Некрасову было мало. Отправив рукопись в Москву Солдатенкову, он начал обдумывать некое добавление к книге, которое осветило бы ее единой мыслью, прояснило бы ее замысел. Летом был написан диалог "Поэт и гражданин"; Некрасов решил открыть им свою книгу, сделать его как бы введением к ней. По-видимому, сборник был уже сверстан, когда издатель получил от автора это введение. Поэтому "Поэт и гражданин" был набран
отдельно; для него был найден иной, более крупный шрифт; эти первые страницы книги пришлось пронумеровать римскими цифрами.
Все эти внешние обстоятельства удивительно кстати подчеркнули особое значение диалога как поэтической декларации. А уже вслед за нею шли четыре раздела сборника, вместившие лучшее из того, что создал к тому времени Некрасов: стихи о городской бедноте (в том числе "Извозчик", "На улице"), о крестьянстве ("В дороге", "Влас", "В деревне", "Забытая деревня"), сатиры ("Псовая охота", "Нравственный человек", "Секрет", "Прекрасная партия", "Колыбельная песня", "Филантроп", "Отрывки из путевых записок графа Гаранского"), поэма "Саша", стихи о назначении искусства ("Муза", "Блажен незлобивый поэт"), лирика с автобиографическим оттенком ("В неведомой глуши...", "Старые хоромы" {Первоначальное название стихотворения "Родина", предназначенное для цензуры.}), лирика "панаевского" цикла и т. д.
Когда сборник "Стихотворения Н. Некрасова" вышел из печати (19 октября 1856 года), эти и другие стихи, впервые собранные вместе, произвели оглушительное впечатление на современников - как на друзей, так и на врагов. Это впечатление коротко и точно выразил в одном из писем Тургенев: "...А Некрасова стихотворения, собранные в один фокус, - жгутся".
|
