Статьи » В. Жданов. Некрасов »
Часть вторая » IX. В Карабихе и вокруг нее

В 1866 году Селина часть лета прожила в Карабихе. Весной следующего года она отправилась за границу, как и в прошлый раз, вместе с Некрасовым и его сестрой. В Россию она больше не возвращалась, но это не прервало их отношений; в 1869 году они встретились в Париже и весь август провели на морских купаниях в Диеппе. Некрасов остался доволен этой поездкой. "Купанье в море мне решительно полезно, я здоров и недурно себя чувствую вообще, - писал он сестре. - Надо тебе сказать, что здесь постоянный ветер и холод, но это не беда - в море так и тянет человека; решительно это купанье - занятие богов!" (4 августа 1869 года). Ей же через неделю: "Я здоров: море - это благодетель слабонервных и хандрящих. Здесь сначала было постоянно холодно и ветрено, а теперь жара - море тихое и ласковое" (13 августа 1869 года).

Таких безмятежно проведенных дней немного было в жизни Некрасова. Когда же еще он чувствовал себя вполне здоровым, спокойным и как будто даже счастливым? Конечно, немалую роль сыграло здесь, кроме ласкового моря, также и присутствие женщины, которая была ему по душе. В письмах к сестре, с которой сдержанный Некрасов был откровенен как ни с кем, он говорил о своем чувстве, ругал себя "за свою глупость" и даже сделал такое признание: "Я привык заставлять себя поступать по разуму, очень люблю свободу - всякую и в том числе сердечную, да горе в том, что по натуре я злосчастный _Сердечкин_" (13 августа 1869 года). В другом письме из Парижа, накануне отъезда в Россию, он прибавил: "Так как мне в это время было иногда и хорошо, то, значит, жаловаться не на что" (19 августа 1869 года).

Что же касается Селины, то ее отношение к нему было ровным, чуть суховатым и отнюдь не столь корыстным, как это иногда изображалось в мемуарной литературе. В ее письмах, писанных на русском языке, можно обнаружить выражение чувств, какие не покупаются за деньги {Это отметил некрасовед А. В. Суслов в книге "Карабиха". М., 1952. Письма С. Лефрен не опубликованы (хранятся в ЦГАЛИ).}. Вот несколько строк одного из писем. "Мой друг, - писала она Некрасову из Парижа, - я бы хотела тебе быть приятной и полезной, но что я могу сделать для этого? Не забудь, что я всё твоя. И если когда-нибудь случится, что я смогу тебе быть полезной в Париже... не забудь, что я буду _очень, очень_ рада..." В другом письме: "Я понимаю здесь, как все пусто кругом и что необходимо" на свете иметь _настоящего_ друга..."

Некрасов долго не забывал Селину, помогал ей, а в предсмертном завещании назначил ей десять с половиной тысяч рублей. Письма его к Селине не сохранились.

Вернемся теперь к 1864 году. В середине августа Некрасов приехал в Карабиху прямо из-за границы. Как и в прошлое возвращение на родину (1857), он был вновь пленен милой его сердцу русской природой:

Но другое стихотворение, написанное под свежим впечатлением от встречи с родиной, - "Возвращение" - уже носило отпечаток мрачных раздумий, быстро вытеснивших первые радостные и светлые ощущения. "И здесь душа унынием объята. Неласков был мне родины привет..." К поэту вернулось прежнее чувство боли и стыда за свою оторванность от борьбы, ему показалось, что родина к нему неласкова и готова отвернуться от сына:

Видя новый разгул политической реакции, тяжело переживая ссылку Чернышевского, отправленного в Сибирь этим летом (20 мая), Некрасов снова произнес суровый приговор самому себе. Донесшаяся издалека тоскливая и горькая крестьянская песня опять вернула его к покаянному настроению:

Но впереди ему предстояла именно борьба, тяжелая борьба за свой журнал и за свои стихи - главное оружие поэта.

Отмена предварительной цензуры изображалась как благодетельное мероприятие правительства, однако она не могла облегчить положение журнала и жизнь его редактора. Теперь он был связан по рукам и ногам ожиданием очередного предупреждения или должен был идти на прямой риск, как это было в случае с "Железной дорогой".

Однажды к Некрасову заехал его приятель по охоте генерал Вениамин Иванович Асташев. Не застав поэта дома, он оставил шутливую записку в стихах, которая начиналась так:

Затем следовало стихотворное же приглашение поехать на охоту. На другой же день Некрасов отправил с верно служившим ему Василием Матвеевым письмо

Стихи шутливые, не предназначенные для печати, но предмет их вполне серьезен. Журнал был поставлен в очень трудное положение. Угроза запрещения нависла над ним вполне реально, как в самые мрачные николаевские времена. Некрасов принялся высмеивать последние "законы о печати" и даже распоряжение министра:

Так писал он в стихотворении "Публика", оно вошло в цикл "Песни о свободном слове", напечатанный в начале 1866 года ("Современник", Ќ 3). Весь этот цикл явился ответом на так называемые цензурные реформы. Начиная с заглавия, "песни" пропитаны язвительной иронией, хотя автор всячески стремился придать им внешне безобидный характер. Героев этих "песен" много. Вот рассыльный Минай, изображенный и в других некрасовских стихах: Минай, который всю жизнь носил журнальные корректуры к цензорам, теперь без колебаний заявляет:

Вот наборщики, всегда изнемогавшие над правкой корректур, исковерканных цензурой:

Теперь они надеются на облегчение своего труда, поскольку "свобода слова негаданно пришла" и цензор уже не будет портить набор. Хор наборщиков завершает эту "песню":

Эти водевильные "ла-ла" делают свое дело - они усиливают и без того игривую тональность куплета, подчеркивая скрытую в нем насмешку.

Вот поэт, замученный цензурой, вспоминает, как коротка была жизнь его песен - они существовали только "от типографского станка до цензорской квартиры". Но сам собою возникает вопрос: разве теперь будет лучше? Вот три литератора, они заспорили о тех же новых правилах: