Водевиль был изготовлен без особых усилий. Основой его явился сюжет повести В. Нарежного "Невеста под замком"; молодой драматург быстро превратил ее в пьесу, построенную по всем канонам, водевильного жанра. Не заботясь о содержании повести, он больше думал о требованиях сцены. Так появились юная воспитанница, ловкий молодой человек, влюбленный в нее, и, конечно, одураченный дядюшка. Ситуация, напоминающая "Севильского цирюльника" Бомарше. К тому же воспитанницу автор водевиля назвал Розиной. Острые положения, живой диалог, веселые куплеты... Словом, в этой пьесе от Нарежного почти ничего не осталось. "Написал он ее в несколько дней у нас на квартире, - рассказывает актер А. Алексеев, - по переписке ее я был его усердным помощником. У нас дело шло быстро: он писал, я переписывал за тем же столом набело".
24 апреля 1841 года, съезжаясь вечером к зданию Александрийского театра, к его величественной, ярко освещенной колоннаде, зрители увидели на афишах никому до тех пор не известное имя - Н. А. Перепельский: в этот вечер давали его водевиль "Шила в мешке не утаишь - девушки под замком не удержишь".
Первая пьеса Некрасова, поставленная на театре, мало отличалась от множества водевилей, шедших на столичной сцене и составлявших тогда основу театрального репертуара. В один сезон Александринка ставила до сотни водевилей. "...Водевиль завладел современною сценою и исключительным вниманием театральной публики", - писал Белинский в 1840 году.
Необычайный успех этого легкого жанра вызывался многими причинами. В то время национальная русская комедия насчитывала лишь несколько названий: "Недоросль" Фонвизина, "Горе от ума" Грибоедова, в силу запретов еще не получившее сценической жизни, и, конечно, "Ревизор" Гоголя - вот, в сущности, и все. Водевиль, родившийся в XVIII веке во Франции, распространился в России, служа заменой комедии нравов, которой остро недоставало в русском театральном репертуаре.
Самый условный из комедийных жанров, водевиль, вместо характеров предлагал зрителям традиционные сценические маски, он строился на банальных сюжетах, переодеваниях и путанице, он обрушивал в зрительный зал поток игривых куплетов и дешевых острот, пленявших не слишком избалованную публику. Само содержание большинства водевилей было крайне легковесным, часто фривольным. Характеристику тогдашнего водевиля мы находим у самого Некрасова:
"В водевилях мужья никогда не обижаются за поругание своих прав, а если и делают это, так для шутки; жены никогда не узнают своих мужей; ...дяди (самый глупый народ) все прощают своим племянникам... Возьмите любое водевильное лицо, поставьте его вниз головою, заставьте говорить ногами: лицо не переменится, только будет эффектнее, а для эффекта водевилисты готовы лезть в огонь и в воду!"
Взявшись за перо драматурга, Некрасов вряд ли ставил своей целью обогатить этот жанр новым содержанием. Однако спектакль имел несомненный успех: он прошел восемь раз в сезоне, что бывало далеко не всегда. В театральной хронике по этому поводу было сказано: "...Состоялся блистательный дебют Некрасова (Перепельского) в качестве водевилиста".
* * * В следующем, уже оригинальном некрасовском водевиле слышны новые, необычные для этого жанра мотивы. Второй водевиль назывался "Феоклист Онуфрич Боб, или Муж не в своей тарелке". Завязка его была вполне традиционной, привычной для зрителей. Возвратившийся муж якобы не узнан своей женой; жена упорно именует супругом постороннего молодого человека; старый дядюшка поминутно нюхает табак, приговаривая нелепые слова "ни с того, ни с другого". Но в этой водевильной путанице вдруг возникает живая картина нравов. Вернувшийся из Петербурга Феоилист Боб, чиновник в отставке, рассказывает, как хлопотал он "в столичных департаментах" место в уездном городе:
"Меня преследовало несчастие... я подавал прошения... каждое утро ходил в департамент... и часто раньше служителей... Однажды я жду; входит начальник отделения... Взглянул на меня, засмеялся да и говорит: "Опять этот Боб! Надо как-нибудь отделаться от этого животного..."
Униженное положение маленького чиновника, его убогая жизнь раскрываются в косноязычном рассказе некрасовского Боба, горькая нота врывается в веселый водевиль. Его герой "перешел" сюда из стихотворного фельетона Некрасова "Провинциальный подъячий в Петербурге", напечатанного в 1840 году в журнале "Пантеон". Но если там характер был чисто комедийным, а юмористический эффект достигался изображением наивного провинциала, растерявшегося в "Северной Пальмире", то Феоклист Боб из водевиля уже приобрел некоторые черты "маленького человека", обездоленного чиновника, кое в чем схожего с персонажем гоголевской "Шинели".
Феоклиста Боба играл на александрийской сцене Мартынов, актер, умевший даже из скудного водевильного материала создавать правдивые сценические портреты "маленьких людей". Можно думать, что Некрасов писал роль Боба в расчете на исполнение Мартынова.
И в других некрасовских водевилях нетрудно обнаружить присутствие мыслей вовсе не водевильного характера, затрагивающих темы реальной жизни. В сценах "Утро в редакции" он говорил о высоком призвании журналиста, литератора. В водевиле "Актер", поставленном в Александрийском театре в 1841 году, он взял под защиту благородную профессию служителя сцены, высмеял невежественных людей, считающих актера чуть ли не шутом. В незамысловатом сюжете он остроумно и весело доказывал вполне серьезную мысль.
С точки зрения художественной "Актер" - наиболее яркий водевиль Некрасова. Излюбленный прием водевиля - переодевание получает здесь новый смысл: с помощью своего искусства актер изображает то старуху-помещицу, то итальянца, торгующего гипсовыми бюстами, - он издевается над теми, кто не уважает его труд. "Маски", в которых выступает актер Стружкин, - это беглые, но меткие зарисовки характеров. Они давали исполнителям прекрасный материал.
Роль Стружкина играл блестящий мастер перевоплощения Самойлов, для которого Некрасов и написал свою пьесу-шутку. Современники утверждают, что это была едва ли не первая роль, в которой Самойлов имел случай показать свой разнообразный талант. И не удивительно, что водевиль много лет шел с неизменным успехом.
Последним водевильным произведением Некрасова был "Петербургский ростовщик", где нарисован отталкивающий образ скряги, очень мало соответствующий привычным водевильным нормам. Этот персонаж не раз появлялся в ранних рассказах Некрасова как олицетворение алчности, хищности. Теперь же он явно свидетельствовал, что автор перерос искусственные рамки условного жанра; в эти рамки уже не укладывались его гораздо более зрелые и усложнившиеся представления о действительности, о задачах искусства.
В том же самом 1845 году, когда был поставлен на сцене "Ростовщик", Некрасов пишет проникнутые острой критической мыслью "Колыбельную песню" и "Современную оду", в которых ярко прорывается его талант сатирика. Язвительная ирония, обличение зла находят здесь чеканную форму:
...И червонцы твои не украдены
У сирот беззащитных и вдов.
Этот пронизывающий сарказм "Современной оды" весьма далек от водевильного разоблачения ростовщика, а ведь именно он, тот же ростовщик-кровопийца, выставлен на позор и в стихотворении и в пьесе. Но каким бледным и вялым кажется водевиль по сравнению с небольшим стихотворением! Как много сказано в этих шести четверостишиях, какой выразительный образ в них нарисован!
Первые попытки осознать себя как художника, начавшие складываться воззрения писателя-демократа, наконец, пробивающийся поэтический и публицистический темперамент не позволили ему надолго остаться в кругу водевильных хитросплетений. Обнаружились и начали раскрываться новые стороны некрасовского таланта, они-то и заставили его даже в самих водевилях как бы полемизировать с законами жанра, изнутри вступать в противоречие с ними. Когда же сама жизнь поставила перед ним новые, сложные и, конечно, непосильные для развлекательного жанра задачи, - он навсегда расстался с водевилем.
После 1845 года Некрасов отходит от работы для театра, но к драматургии он еще не раз обратится и в более поздние годы; последняя из его пьес - незаконченная драма "Медвежья охота" - писалась в 1867 году. |