Статьи » В. Жданов. Некрасов »
Часть первая » VII. Душа нового направления

В середине 40-х годов началась неутомимая деятельность Некрасова как издателя, как собирателя сил отечественной литературы, продолжавшаяся больше тридцати лет. Не только пером поэта он участвовал в развитии натуральной школы - не меньше он сделал для нее как составитель и редактор литературных сборников, а затем журнала "Современник".

Эта сторона деятельности Некрасова так же тесно связана с именем Белинского, который поддерживал и во многом направлял его издательские начинания.

Еще в 1843 году Некрасов составил и издал (вместе с Н. И. Куликовым) небольшой альманах в двух маленьких книжечках под названием "Статейки в стихах без картинок". Здесь были представлены всего три произведения: "Встреча старого 1842 года с новым 1843-м", сочинение в стихах Куликова, режиссера Александрийского театра, одного из близких театральных знакомых Некрасова; фантастическая сказка "Жизнь и люди" В. Р. Зотова, позднее довольно известного писателя и журналиста, и, наконец, стихотворный фельетон самого Некрасова - "Говорун". Все эти сочинения носили юмористический характер и содержали элементы сатиры на современную действительность.

Фельетон Некрасова, написанный в разговорной манере, выделялся своими литературными достоинствами - живым изображением городского быта. Герой фельетона чиновник Белопяткин - обыватель, взяточник и подхалим, энергично делающий карьеру. Реальное описание нравов столичной среды - основное достоинство "Говоруна", позволяющее отнести некрасовский фельетон к числу произведений, по типу близких к физиологическому очерку; этот жанр в то время уже приобретал значительную популярность.

Альманах не принес Некрасову больших доходов, но все же разошелся, что привело поэта к мысли продолжать начатое дело на более серьезных основаниях. Не прошло и года как Некрасов вместе с Белинским уже обдумывал план нового сборника, неизмеримо более зрелого и содержательного. По их замыслу, сборник должен был явиться чем-то вроде программного издания натуральной школы; к участию в нем предполагалось пригласить многих молодых, даже начинающих, писателей, в той или иной степени тяготевших к новому литературному движению.

Белинский, загоревшийся мыслью о новом альманахе, был уверен, что Некрасов справится с нелегкой задачей. Помимо чисто организационных хлопот, ему предстояло преодолеть трудности цензурного порядка; самое же главное - путем искусного отбора материала он должен был придать будущей книге определенное идейное единство, необходимое для издания такого рода.

Белинский был самого высокого мнения о деловых качествах Некрасова, о его упорстве и трудолюбии, и даже, как мы знаем из воспоминаний Панаева, "мучительно завидовал" его практицизму. Сам Белинский был вовсе лишен этого качества...

В самом начале 1845 года одна за другой вышли из печати две части нового альманаха. На обложке его значилось: "Физиология Петербурга, составленная из трудов русских литераторов под редакцией Н. Некрасова (с политипажами)" {Политипаж - гравюра на дереве. Для иллюстрирования альманаха "Физиология Петербурга" Некрасов привлек лучших художников того времени: В. Тимма, Е. Коврыгина, Р. Жуковского, гравера Е. Вернадского.}. Первая часть открывалась обширным вступлением, которое было написано Белинским; критик говорил здесь о состоянии русской литературы и о задачах альманаха. Затем следовала его же большая статья "Петербург и Москва", а за нею целая серия "физиологических" очерков: "Петербургский дворник" В. И. Луганского (В. И. Даля), "Петербургские шарманщики" Д. В. Григоровича, "Петербургская сторона" Е. П. Гребенки. Книгу завершали "Петербургские углы" Некрасова, представлявшие собой главу из романа о Тростникове, напечатанную по цензурным причинам в измененной редакции.

Вторую часть альманаха также открывала статья Белинского, она называлась "Александрийский театр", вслед за нею шло стихотворение Некрасова "Чиновник", затем очерк А. Я. Кульчицкого "Омнибус", статья Белинского "Петербургская литература", очерки Григоровича "Лотерейный бал" и Панаева "Петербургский фельетонист".

Де все эти материалы равноценны. Но по своей тематике и основной устремленности все очерки и статьи, собранные Некрасовым, представляли собой нечто единое и продуманное; освещая с демократических позиций разные стороны петербургского быта (его "физиологию"), они как нельзя лучше отвечали задачам издания.

И характерно, что "крики озлобленья", какими реакционная печать встретила новый альманах Некрасова, были направлены против его содержания в целом. Но при этом "Северная пчела" сразу же выделила из состава альманаха наиболее значительные и острые его материалы. Особенным нападкам подверглись статьи Белинского (их было четыре!) и произведения Некрасова, тем, более что его имя было обозначено на обложке книги. Булгаринская газета попыталась высмеять самый факт выступления Некрасова в качестве редактора; "Никого не удивило бы, если б сборник статей русских литераторов издан был под редакцией) Греча, Булгарина, Полевого или другого известного писателя... но поистине удивительно, что г. Некрасов объявляет себя направителем дарования литераторов русских!.." ("Северная пчела", 1845, 17 октября, Ќ 234.)

Резко отзываясь о "Петербургских углах" и сатире "Чиновник", газета называла Некрасова "питомцем новейшей школы, образованной г. Гоголем, школы, которая стыдится чувствительного, патетического, предпочитая сцены грязные, черные...". Некрасова обвиняли в том, что он рисует отвратительные картины и в них будто бы видит "торжество искусства". Правда, "Северная пчела" вынуждена была признать, что лица, изображенные Некрасовым в "Петербургских углах" - алчная хозяйка, забулдыга-дворовый, пьяная баба и прочие, - существуют в действительности, но, во-первых, это "неизбежные исключения в низшем слое человеческого общества", а во-вторых, - "должно ли рисовать подробно их жалкую жизнь, и особенно рисовать так, как рисует г. Некрасов...?" (Там же, Ќ 236.)

Подверглась разносу в "Северной пчеле" и статья Белинского "Петербург и Москва". А со вступительной статьей того же автора полемизировал в журнале "Москвитянин" К. Аксаков.

Все эти выпады имели целью опорочить в глазах читающей публики альманах, встреченный ею с огромным интересом. Противникам натуральной школы с неотразимой убедительностью отвечал Белинский. Еще в майском номере "Отечественных записок" (1845) он напечатал рецензию на первую часть "Физиологии Петербурга", где дал краткую оценку помещенных в ней материалов и привел большие выдержки из них. С особенной похвалой он отозвался о Некрасове. "Петербургские углы" г. Некрасова, - писал критик, - отличаются необыкновенною наблюдательностью и необыкновенным мастерством изложения. Это живая картина особого мира жизни, который не всем известен, но тем не менее существует, - картина, проникнутая мыслью".

Через три месяца, в августовском номере "Отечественных записок", Белинский вновь вернулся к "Физиологии Петербурга"; это был отклик на вторую часть альманаха. Прошло время, устоялась репутация нового издания, высказались его противники, и критик мог теперь еще более уверенно противопоставить им свою точку зрения? "...Это едва ли не лучший из всех альманахов, которые когда-либо издавались, - потому едва ли не лучший, что, во-первых, в нем есть статьи прекрасные и нет статей плохих, а, во-вторых, все статьи, из которых он состоит, образуют собой нечто целое, несмотря на то, что они писаны разными лицами".

По мнению Белинского, очерки "Петербургский дворник" и "Петербургские углы" могли бы украсить собою любое издание, а "Петербургские шарманщики" не испортили бы никакого издания. Критик снова дал отповедь "Северной пчеле". Высмеяв претензии булгаринской газеты на "аристократизм", Белинский язвительно заметил, что "истинный аристократ не презирает в искусстве и литературе изображения людей низших сословий и вообще так называемой низкой природы, - чему доказательством картинные галереи вельмож, наполненные, между прочим, и картинами фламандской школы".

Некрасовскую сатиру "Чиновник" Белинский также решительно взял под защиту; почти полностью приведя ее в своей рецензии, он заявил, что "эта пьеса - одно из лучших произведений русской литературы 1845 года".

Успех "Физиологии Петербурга" (озлобление во враждебном лагере также было признаком успеха) побудил Некрасова продолжать свои издательские труды. Он задумал периодически выпускать юмористический сборник "Зубоскал" и начал было собирать для него материалы; в "Отечественных записках" уже появилось объявление о новом издании, где читателям обещали "совершенно невинный, простодушный, беззаботный, ребяческий смех над всем, над всем". Но цензура не оценила этих невинных намерений и запретила сборник.

Упорный и находчивый, Некрасов использовал собранные материалы и приготовил вместо "Зубоскала" новый альманах. Он вышел в конце марта 1846 года под названием "Первое апреля". В подзаголовке пояснялось: "Комический иллюстрированный альманах, составленный из рассказов в стихах и прозе, достопримечательных писем, куплетов, пародий, анекдотов и пуфов". Но в книге были не только пародии и шутки - между ними было запрятано, например, такое стихотворение, как "Перед дождем" (о нем говорилось выше), полное глубокого смысла и, казалось бы, не вполне уместное в "комическом иллюстрированном альманахе".

Бросается в глаза полемическая направленность нового некрасовского издания. Если "Физиология Петербурга" открывала перед читателем новые стороны жизни и привлекала его внимание к социальным вопросам, то участники сборника "Первое апреля" высмеивали и вышучивали ретроградов, противников всего нового в литературе. Сатира некрасовского издания поддерживала натуральную школу, она осуждала тех, с кем давно уже вел неустанную борьбу Белинский. Осмеянию здесь подверглись и сторонники "официальной народности" (С. П. Шевырев и М. П. Погодин) и славянофилы (К. С. Аксаков).

Шевыреву Некрасов посвятил маленький сатирический рассказ "Пушкин и ящерицы", где фигурирует "профессор словесности, ...человек весьма ограниченный, презираемый своими слушателями, но очень много о себе думающий". Современники, вероятно, без особого труда угадывали, в кого метил автор. Неблаговидные поступки Погодина Некрасов разоблачил в "анекдоте", озаглавленном "Как один господин приобрел себе за бесценок дом в полтораста тысяч".

Наконец весьма язвительная заметка "Славянофил" была направлена против одного из главных представителей этого течения - Константина Аксакова. Он имел обыкновение одеваться в "исконно русские" одежды, и Некрасов использовал эту его слабость, тем самым как бы отплатив Аксакову за его нападки на "Физиологию Петербурга" в "Москвитянине". В заметке говорилось:

"Один славянофил, то есть человек, видящий национальность в охабнях, мурмолках, лаптях и редьке и думающий, что, одеваясь в европейскую одежду, нельзя в то же время остаться русским, нарядился в красную шелковую рубаху с косым воротом, в сапоги с кисточками, в терлик и мурмолку и пошел в таком наряде показывать себя по городу. На повороте из одной улицы в другую обогнал он двух баб и услышал следующий разговор. "Вона! Вона! Гляди-ко, матка! - сказала одна из них, осмотрев его с диким любопытством, - глядь-ка, как нарядился! Должно быть, настранец какой-нибудь!"

В небольшой и, казалось бы, непритязательной заметке ("анекдоте") Некрасов точно указал уязвимые стороны лидеров славянофильства - их оторванность от народа, чисто внешнее представление о национальных особенностях. Тем самым Некрасов поддержал борьбу Белинского против славянофилов.

Особенно досталось в альманахе Булгарину. Некрасов напечатал здесь эпиграмму "Он у нас осьмое чудо", в которой, между прочим, были такие строки:

Что же скрывается за этими точками? Позднейшее предание расшифровывало их по-разному. Сохранилось несколько вариантов окончания эпиграммы. В архиве Пушкинского дома есть экземпляр сборника "Первое апреля", на полях которого историк литературы П. А. Ефремов (очевидно, со слов современников) записал такой, например, вариант: