Явление 8
Лоскутков, Акулина <Степановна> и Лиза.
Лиза (входит в салопе и шляпке). Ну, папенька, я совсем готова, иду к Александре Григорьевне. Лоскутков. Ну бог с тобой, матушка! Только не засиживайся, пожалуйста. Помни, что у тебя есть отец... Акулина Сте<пановна> (бросаясь за уходящей Лизой). На-тко! вона какой грех!.. Господи! Мать пресвятая богородица!.. Постой, плут ты, разбойник... душа бусурманская, картофельная... в чужие салопы дочку рядить... вишь, собралась гулять... и горя нет, что салоп-от чужой... мошенник! душегубец! (Тащит салоп.) Снимай-ка! снимай, голубушка! Лоскутков. Не снимай! (Старухе.) Деньги! Акулина Степановна. Вот тебе, разбойник, твои окаянные деньги! (Бросает ему деньги.) Дочь в мой салоп нарядил... дышло ты окаянное! Лоскутков. А что же? неужто мне из-за своих денег да еще на салопы тратиться? (Берет салоп и отдает ей.) Уж приди когда опять... вдвое сдеру! Акулина Степановна. Не приду! нога моя не будет у тебя; по всему околотку расславлю разбойника! механик ты этакой! (Уходит.)
Явление 9
Лоскутков и Лиза (плачущая).
Лоскутков. Вот уж подлинно баба глупая! Как будто что-нибудь сделается салопу! (Лизе.) Ну а ты уж вот и расхныкалась... неприлично... ей-богу, неприлично... Вот завтра, а может быть, и сегодня еще кто-нибудь салоп принесет... ну тогда и пойдешь к Александре Григорьевне. Лиза. Да я сегодня обещала прийти!.. Стыдно вам! у родной вашей дочери салопишка нет... да не только салопа... платьишка даже нет!.. всё должна в чужих обносках ходить... идешь да боишься: опять, того и гляди, случится, как в прошлом году... Привязался ко мне на улице какой-то господин... «Где ты, голубушка, этот салоп взяла? Это, говорит, салоп моей жены...» – да чуть меня в полицию не потащил... Срам с вами! Вы хуже жида, папенька, уж всякий скажет, что вы хуже жида... Недаром она вас разбойником обругала... уж точно, настоящий разбойник! Вот я читала в одной книге про какого-то Мефистофеля, который, говорят, превращался в собаку и ел живых людей.[6] Уж нечего сказать, вы настоящий Мефистофель! Лоскутков. Разбойник! Мефистофель! Откуда она таких слов набралась? Дура сморозила, а ты и повторяешь: разбойник! У разбойника и руки в крови, и рожа так смотрит... да еще Мефистофеля какого-то тут приплела!
Стыдно родителя звать Мефистофелем,–
Я тебя нянчил, кормил...
Лиза.
Тухлой салакушкой, мерзлым картофелем...
Лоскутков.
Свежей водою поил.
Можешь рядиться ты в платья блестящие
С барынь богатых, больших.
Лиза.
Лучше б одно, да свое, настоящее,
Чем два десятка чужих!
Платья все выкупить могут решительно –
Пусто вдруг станет в шкафах,
И я останусь... подумать мучительно!
В чем же? В одних башмаках!
Лоскутков.
Что ж тут стыдиться-то? таять в истерике,
Выть из таких пустяков? –
Дикие, слышал я, ходят в Америке
Даже и без башмаков!
Ну, полно хныкать-то... хочешь непременно идти, так иди; я тебя не удерживаю. Лиза. Да в чем я пойду? Лоскутков (накидывая на нее шинель). А вот... что тут за церемонии... некрасиво, да тепло. Лиза. Подите вы! еще бы вы в салоп нарядились, да по Невскому прогулялись. Лоскутков. И наряжусь, ей-богу, наряжусь... Вот только ни одной шинели не будет... покупать не стану... Раз, помню, со мной и случилось... да не то чтобы из каких-нибудь пустяков, шинели или там сюртука... а то казус пренеприятный! вот я поскорей шинель в рукава... подпоясался поплотней... да так целые три недельки и выходил... даже в гостях несколько раз был... Ну, знакомый человек обедать зовет... жаль отказаться... «Что,– говорит,– ты, Потап Иваныч, в шинели?» – Да обет,– говорю,– дал не снимать шесть недель,– ношу вместо траура... а у меня, кстати, тогда только что жена умерла,– «Хорошее дело,– говорит,– обеты надобно исполнять». Вот так-то!.. век живи, век учись!.. а то расхныкалась... Чем худа шинель? (Надевает и с важностью прохаживается.)
Слышен звонок.
А, кого-то еще бог дает... ну, марш в свою комнату. |
